В апреле месяце после тревожной зимы в продолжение которой вся почти москва волновалась требуя войны

«В апреле месяце после тревожной зимы, в продолжение которой вся почти Москва волновалась, требуя войны за освобождение болгар, война.

Бумажную книгу купить в Москве и в России с доставкой по всей России

  • Проекты по теме:
  • Группа Вконтакте
  • Вариант 4 - типовой экзаменационный вариант ЕГЭ русский язык - Ответы класс!
  • Цитаты из русской классики со словосочетанием «в апреле месяце»
  • Вариант 4 - типовой экзаменационный вариант ЕГЭ русский язык - Ответы класс!

Тезкин в конец покраснел егэ

0 «В апреле месяце после тревожной зимы, в продолжение которой вся почти Москва волновалась, требуя войны за освобождение болгар, война, наконец, была решена. Моя сестра волновалась в продолжение всего экзамена. Ответы равнозначные, порядок ввода не важен. (В)ПРОДОЛЖЕНИЕ всего года она не вставала, но (ЗА)ТЕМ выздоровела. «В апреле месяце после тревожной зимы, в продолжение которой вся почти Москва волновалась, требуя войны за. Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Формат 2024 года. №14 в спецификации → Слитное, дефисное и раздельное написание слов разных частей речи (имена существительные, имена прилагательные, местоимения, наречия, служебные части речи). 1. Укажите варианты ответов, в которых все выделенные слова.

Задание 14 ЕГЭ по русскому языку. Практика

Согласно приказам военного министра по окончании училища выпускники должны были отслужить в армии шесть лет. В продолжение лета плыли вниз по реке. После разрыва снаряда раненый капитан Сумсков продолжал поддерживать боевой дух красноармейцев. 4. Наполеон по своему долгому опыту войны хорошо знал, что значило сражение, не выигранное (В)ПРОДОЛЖЕНИЕ восьми часов, (ПО)ЭТОМУ в исходе дела не сомневался. 19. После того как заболел пятнадцатый ребёнок, детский сад согласно требований безопасности нужно было закрывать на карантин. В продолжение сущ В течение предлог Течении сущ Вследствие предлог Впоследствии наречие В следствие сущ Впоследствии наречие В продолжении сущ На счёт сущ Растение, шелковистом, серебристо-белым.

1. Укажите цифру (-ы), на месте которой (-ых) пишется Н. Рассказа (1)ая Петром Ильичом…

И нужно сознаться, что старая пословица не соврала. Игрокъ, который завлекъ меня, не переставалъ меня подбивать и поощрять... Какой-то генералъ съ угрюмо-растеряннымъ взоромъ не переставалъ кричать: «Нужно послать курьера къ государю! Матросы, большею частью датчане, со своими энергическими и холодными лицами и чуть не кровавымъ отблескомъ пламени на лезвеяхъ ножей, внушали невольный страхъ.

От этого же уполномоченного я узнал 1 что в городе издавна проживает старый политический ссыльный из народовольцев Е. Михаэлис 2 небольшие труды 3 которого 4 по древнему оледенению хребтов Тарбагатая и Алтая были мне известны. Класс с нетерпением ожидал свою новую учительницу 1 и 2 когда Наталья Аркадьевна вошла в кабинет 3 то все ребята дружно встали 4 чтобы поприветствовать её. Найдите предложения, в которых запятая -ые ставится -ятся в соответст-вии с одним и тем же правилом пунктуации.

Прочитайте текст и выполните задания 22—26. Какие из высказываний соответствуют содержанию текста? Укажите номера ответов. Какие из перечисленных утверждений являются верными?

Из предложений 30—34 выпишите синонимы синонимическую пару. Среди предложений 6—10 найдите такое -ие , которое -ые связано -ы с предыдущим при помощи указательного местоимения и форм слова. Напишите номер -а этого -их предложения -ий.

Включите в комментарий два примера-иллюстрации из прочитанного текста, которые важны для понимания проблемы исходного текста избегайте чрезмерного цитирования. Дайте пояснение к каждому примеру-иллюстрации. Проанализируйте смысловую связь между примерами-иллюстрациями.

Сформулируйте позицию автора рассказчика. Сформулируйте и обоснуйте своё отношение к позиции автора рассказчика по проблеме исходного текста. Объём сочинения — не менее 150 слов. Вариант РУ2210102 с ответами Основная задача пожарных — эффективно действовать в чрезвычайной ситуации при возгорании в различных местах с целью спасения человеческой жизни и ликвидации пожара. В России работа пожарного издавна пользовалась уважением в народе. Не случайно многие лица высшего света считали своим долгом оказывать помощь пожарной охране.

Широко известно высказывание писателя В. Гиляровского: «Каждый пожарный — герой, каждую минуту — на войне, каждую минуту рискует головой». Когда-то пожары тушили всем миром: для этого жители обязаны были сбегаться немедленно к месту пожара с топорами, вёдрами, крючьями и «всяческими запасами, которые от пожара пристойны». Однако стихийная борьба с огнём по мере оформления государственности требовала упорядоченности, и уже в царствование Петра I был издан указ о привлечении к тушению пожаров войск, а затем появились воинские пожарные команды под руководством офицеров. В России первая профессиональная пожарная охрана была организована в Петербурге 24 июля 1803 г.

Надо было выехать от нас в три часа утра, чтобы приехать вовремя на Тверской амбаркадер. Все сбирались; старшие дети, меньшие, маленькие, их няни, дочь моя88, Лорентина Владимировна с Олей — все, кроме меня. Во мне боролись такие сильные чувства, такое кипело негодование против этой войны, такой страх, такой ужас!

Я не была приготовлена к этой вести, и она застала меня врасплох. Я не владела собою и чувствовала, что не в силах его видеть. Я решила мгновенно: «Не поеду, ни за что не поеду». Я теперь не могу дать отчета, почему я не хотела ехать. Одна мысль: проститься с ним была мне невыносима и ненавистна. Мне казалось, что у нас его отнимают, кто, зачем, почему — я об этом не думала. Я отдала моей бедной, бедной, едва державшейся на ногах дочери образ, доставшийся мне после смерти отца моего89. Этим образом благословила моего отца его мать90, когда он вступил в военную службу.

С этим образом отец мой сделал турецкую кампанию [180]8 и [18]10 годов91; он был с ним и в [18]12 году92, в сражении при Бородине и, наконец, в продолжении всей кампании [18]13 и [18]14 годов93, при Бауцене, Лейпциге и при взятии Парижа94. Отец мой, хотя и тяжко раненный, хотя и потерявший от контузии глаз, возвратился домой благополучно, женился и скончался без году в 90 лет. Образ, этот небольшой, овальный, с ризами с обеих сторон, никогда не покидал его. Он имел обыкновение, прощаясь с нами и внуками, благословлять нас этою иконою. При жизни своей он говорил мне, чтобы я, как старшая в семье, взяла этот образ после его смерти, что я и сделала. С тех пор я не расставалась с этим образом. Он всегда висел над моим изголовьем, куда бы я ни переезжала. Он был со мной и в Сахарове.

Да сохранит его Господь и возвратит нам, как возвратил моего отца. Скажи ему, что я не в силах прощаться с ним, но посылаю ему благословение моих отца и бабушки. Моя дочь взяла икону и не плакала; не плакала и я. Сердца наши будто окаменели и замерли. Я была в постели, но встала, заслышав шум в доме. Было еще темно. Заходили по лестнице, ведущей в мезонин, раздались глухие звуки разговора шепотом в коридоре, застучали у подъезда конские копыта и колеса подаваемых экипажей. Я вышла в гостиную, а оттуда в переднюю.

Дочери моей я не видала, но ясно помню, что увидела двух меньших детей полусонных; одного несли, другого вели за руку няньки. Один из них, старший Дима95, все просил: «Розу для папа». Эти сборы, проводы, эти дети, этот полумрак дома, еще не рассвело или едва светало, показались мне страшны. Я быстро ушла в свою комнату и бросилась в постель. Я не молилась и не плакала, но страшная тоска давила меня. Какие-то неясные мысли ходили в голове. Все путалось. Дети, маленькие дети, она бедная, бедная.

А он, что с ним будет? К кому там попадет он? Он только дивизионный генерал. В свите он не захочет остаться. Ну, а если попадет к какому-нибудь бездарному, тупому начальнику, пошлют его куда-нибудь, без толку, пропадет, пропадет — даром, напрасно. Эта дра[го]ценная жизнь — напрасно… И война не европейская, азиатская, с жестоким врагом, с дикарем, который замучивает пленных… Тут и мысль не шла дальше, опять все путалось и замирало. Я не сочиняю, когда я пишу это. Страшные эти часы остались у меня навсегда в памяти — часы без молитвы, часы одного ужаса, часы без слез и без движения.

Я лежала тихо, тихо, и часы тянулись. Но вот опять шум, стук экипажей — приехали дети с теткой и Олей. Она ушла к себе. Бедная женщина, едва переставлявшая ноги, потерявшая уже нежно любимого мужа и теперь простившаяся с обожаемым нежным братом. Я не пошла к ней. Я не могла бы ничего сказать ей. Я даже не помню теперь, как прошел этот день. Дочь моя провожала мужа до Москвы и должна была возвратиться к утру, так как он не останавливался в Москве, а ехал дальше.

Утром она возвратилась со старшими сыновьями. Я не забуду ее лица. Потом мне суждено было видеть это лицо, это выражение, этот цвет лица в продолжении долгих месяцев. Опухшие от слез глаза, красные веки, осунувшиеся черты, темный, потемневший цвет лица — все ясно говорило о жестокой скорби, о душу ее истомившем мучении. Она вошла ко мне тихо. Мы поцеловались. Она не плакала. Воля96 говорил мне после, что она сидела как потерянная после его отъезда, ожидая своего поезда обратно в Тверь, да, Варенька Новосильцева писала мне, что она ее видела и что она страшна, и прибавляла: «Господь да даст ей силу перенести такое горе».

Господь по своей благости дал ее, хотя она могла бы лишиться жизни, нажив тяжкую болезнь. Воля говорил мне, что Лорентина Владимировна не плакала, прощаясь с братом, но дрожала с головы до ног, так что дрожал всякий палец на руках ее. Первые дни после отъезда вашего отца потянулись относительно спокойно. Мы свыкались с мыслию, что он уехал на войну. Человек, по Божией милости, свыкается со всякою бедою. Притом мы утешали себя мыслию, что он в дороге, еще не доехал, следственно, еще не в опасности. Но вот вскоре пришло известие, что Дунай перешли войска наши благополучно. У нас порадовались — право не я.

Что за дело — перешли, нет ли? Дело в том, что начинается кампания, резня, жертвы… Прошло еще несколько дней. Я не помню теперь, получили ли мы письма от него, кроме записки к вашей матери с дороги и одну из Киева. Я все тревожилась, куда его пошлют и под чью команду он попадет, — это была моя главная беда. Мне все чудилось, что попадет он к бездарному начальнику, а их я насчитывала немало. Доверия к нашим генералам и Главнокомандующим я не питала. Однажды рано утром, и я еще была в постели, дверь моя растворилась с шумом и стремительно вбежала ко мне моя дочь, восклицая: «Мама! При этом крике я уже и лица ее не взвидела, одно имя его поразило меня.

Буквально я замерла с головы до пят и лежала без движения, полагаю, близкая к обмороку. Я не имела голоса, чтобы спросить, что случилось, что с ним, а она, задыхаясь, переводила дух: «Мама, Жозеф взял город, главный город в Болгарии — Тырново97. И она подала мне депешу. И ожила я мгновенно, взглянула на нее — она вся пылала жизнию, огнем, краскою, и бросились мы друг другу на шею и плакали, плакали и крестились, и благодарили Бога. Сошлась вся семья, все целовались и радовались. Тут мы узнали, что вашему отцу дали отдельный отряд и что он не имеет над собою непосредственного начальника и зависит от одного Главнокомандующего. Отлегло от моего сердца. Призрак тупого генерала, который может послать его на гибель, исчез, и я сделалась спокойнее и могла теперь облегчить сердце разговором в семье.

Прежде с кем бы могла я говорить о моих опасениях, я должна была хоронить их в себе и в молчании дозволить им грызть мое сердце непрестанно и мучительно. Затем пришла от него депеша. Он был здоров и просил молиться Богу и надеяться на него. Женщины целовали стремена его, его лошадь, его ноги и руки, рассказывали нам после, осыпали его цветами и венками. Все ликовало — ликовала и душа его при мысли, что он освобождает христиан от жестокого ига варваров. С этой минуты я стала мало-помалу принимать участие в несчастном населении Болгарии и стала читать газеты, все, какие были, с первой строчки до последней. Но из-за него, из любви к нему я стала любить его дело освобождения. Письмо его было прекрасное письмо.

Вы его вероятно имели и сохранили как свою семейную святыню, как выражение высоких чувств вашего дорогого отца. Жадно читали мы газеты, утешали нас до радости в это страшное время была и радость письма родных, друзей, даже знакомых. Имя отца вашего прогремело с одного края земли Русской до другого края. Из Петербурга стали нам присылать депеши о военных действиях, которые доходили до Петербурга и до нас ранее телеграмм, газет. Как описать вам, что мы все чувствовали, когда издали видели быстро скачущего посланного с телеграммой. Сердце билось удвоенно. Вы, старшие, все это помните, а вы, меньшие, маленькие, не испытывавшие этих сильных потрясающих впечатлений, едва ли можете понять все их могущество. Жизнь, полная тревоги, волнений, радости, ужаса, жизнь полная, но мучительная, жизнь, спаляющая дотла, если бы она долго таким образом могла продлиться.

Он заслужил Георгия99, ему дали генерал-адъютантство100, но что все это значит перед восторгами Москвы, перед всею Русскою землею, повторяющей его имя с почтением и радостию, что значит это перед умилением нашего сердца, полного благодарностью к Богу за его спасение посреди опасностей, перед нашею не кичливою, но счастливою гордостию, умеряемою сознанием, что он постоянно может заплатить раною или даже жизнию за эти триумфы. Газеты были полны одним его именем — везде в иллюстрированных изданиях появились его портреты, печатались его краткие биографии. Однажды приехавший навестить нас в Сахарове сын мой стал читать нам вслух одну статью об нем, и вдруг голос его задрожал и оборвался — он молча передал газету другому. Сколько тогда было поцелуев, слез и тайных друг от друга скрываемых опасений. Бедная мать ваша ожила, но постоянно подавляла в себе свои тревоги. Очевидно, что она не могла забыть ни на единый миг эти опасности, среди которых он жил. В английской газете Daily news появились дифирамбы, целая поэма в письмах о переходе через Балканы, о взятии Шибки, о битвах при Казанлыке и Эски-Загре101. Еще мы читали эти восторженные похвалы его военному искусству, его мужеству, его силе характера и силе ума, когда вдруг известия с театра войны и телеграммы прекратились.

Это известие встревожило не только наш маленький мир, но и всю Россию. Смутно мы чувствовали, что это местечко может превратиться в грозное препятствие на пути нашей армии, или просто тревожились, потому что после удачной переправы через Дунай и блистательного похода за Балканы и взятия Шибки никто не ожидал неудачи. Как бы то ни было, но все встревожились. Дня через три разнесся слух и перешел в афишки, раздаваемые в Москве и Твери вечером, будто местечко Плевна взята104. Вскоре слух упал, а вместо него пришло известие, что Плевну пытались взять большими силами генералы Криденер105 и Шаховской106 и были отбиты со страшными потерями, что в Плевне засел пришедший из Видина с большой армией турецкий генерал Осман-паша107. Впечатление, произведенное этим известием, потрясло все общество, во всех городах империи чувство негодования на начальствующих охватило всех. Оно было еще усилено, когда пришла весть о громадном количестве раненых и убитых. В Москве особенно сильно поднялось народное чувство скорби и негодования.

Когда диакон возгласил: «Господу помолимся о живот свой на поле брани положивших», все присутствующие в Церкви, а она была полна, мгновенно упали ниц, и громкое рыдание разразилось под сводами храма. Когда же диакон провозгласил «Вечную память», то все бывшие в церкви ответили в один голос: «Вечная память! Очевидцы говорили мне, что то была неописанная, неожиданная и тем более потрясающая сцена всеобщей скорби и уныния. Были города, между ними Каменец-Подольск, где не было почти дома без траура, так потери наши были велики. На улицах Москвы стали появляться в большом количестве бледные со страдающими лицами, в глубоком трауре женщины. Словом, после быстрых, но кратких радостных известий о победах оборотная медаль войны заявила себя ко всеобщему смятению и ужасу. Мы жили все в Сахарове, но не по-прежнему. Прежние тревоги и волнения показались бы ничтожными, если бы мы могли сравнивать наше тогдашние состояние с тем, которое наступило после рокового поражения Плевны и отбития наших войск от ее непреступных земляных укреплений.

Мы не имели никаких известий о вашем отце; мы знали, что он за Балканами — и только. Скоро узнали мы, что войско турецкое идет на него, а у него был небольшой передовой отряд. Ваша мать, переносившая до сих пор относительно мужественно и внешним образом спокойно и разлуку с мужем, и сознание опасностей, которым он подвергался ежеминутно, вдруг сделалась мрачна, необщительна и раздражительна. Она ждала с лихорадочным нетерпением газет, развертывала и пробегала их глазами, не находила ни слова, ни указания на то, где находился отец ваш, и все становилась угрюмее и, если можно так сказать, ушла в себя. Мне памятна особенно одна сцена. Мы сидели в гостиной: она, ваша тетка и я. Не помню, по какому поводу, мы стали делать предположения о том, где ваш отец и что он предпримет. Мать ваша вдруг оживилась и с неудержимой страстью разразилась ужаснувшими нас словами: «Что тут говорить, — сказала она, стуча рукой по столу нервно и порывисто, — я очень хорошо знаю, где он.

Он отрезан за Балканами, отрезан от армии с ничтожным отрядом и, вероятно, находится перед громадной турецкой армией». За ним взятая им Шибка и Балканские проходы108; притом, мы не знаем, какой силы перед ним турецкая армия. Ваша мать горячо начала было спорить, но вдруг слова ее оборвались, она встала и сказала отрывисто: «Я себя обманывать не могу, я знаю…» и в неописанном волнении вышла из комнаты и ушла к себе наверх, в свою спальню. Я осталась, как была, и сидела вся в слезах, внутренне утешая себя тем, что Лорентина Владимировна, дочь человека, который всю почти жизнь свою провел на войне109, должна быть опытнее нас в своих суждениях. Во что бы то ни было ей надо доказывать, что мы не боимся, что мы не верим возможности такого положения. Пусть она нас считает бессердечными, думает, что у нас каменное сердце, но не надо ей показывать нашего смущения и наших тревог». Она помолчала и прибавила как-то спокойно, но этот спокойный тон зазвучал для меня чем-то вроде холодной безнадежности: «Я убеждена, что брат мой отрезан». Затем и она ушла.

Я еще сомневалась, но тут и на меня нашел несказанный страх. Я пошла спать в понятном всякому мучительном состоянии духа. Долго я не могла заснуть, но Бог милостив, самая сильная нравственная мука от усталости тупеет, и сон, хотя и тяжелый, одолевает выбившегося из сил человека. В половине ночи я услышала сквозь сон топот лошади и тотчас очнулась и стала прислушиваться. Да, посреди ночной и деревенской тиши ясно слышался топот лошади. Я кликнула свою горничную: «Дуняша! Это верховой. Это депеша, наверное, депеша.

Поди, отвори дверь». Нет ни верхового, ни депеши? В нее уже стучались осторожно. Я отворила: — Что? Я взяла ее и не знала, что делать. Что было в этой депеше? Я не решилась распечатать депешу от мужа к жене, а отдавать ее мне стало страшно. Поспешно поднялась Лорентина Влад[имировна] и Оля, обе накинули что-то на себя и с распущенными, неубранными волосами окружили меня.

Мне страшно. Не распечатать ли ее? Не распечатаете ли вы? Это на ее имя. Надо ей отдать ее, только поосторожнее. Выскочил Воля в одной рубашке, накинув на нее свое красное фланелевое одеяло, которым прикрывался и которое волоклось за ним длинным шлейфом; вышел мой сын в каком-то пальто и одних чулках; вышла Мария Богдановна110 в одной юбке и кофте с распущенными волосами и мисс Фрур111 в балахоне. И вот мы поднялись наверх. Вошли в кабинет, а я ступила в спальню.

Маша вскочила и села на постели. Она поспешно стала зажигать спичку дрожавшими, как в припадке, руками, спички тухли. Мы помогли ей, она встала и взяла депешу. Мы столпились все около нее. Она прочла: «Дела мои идут крайне плохо…». И бледная, как тень, опустилась в стоявшее подле кресло. Изумление перешло мгновенно в облегчающий всех вздох, а потом [в] досаду. Слава Богу, это не от него, а из Калуги, от его двоюродного брата Александра Гурко112.

Если бы все мы не были смущены, напуганы и не находились под страшным гнетом неизвестности, то можно бы было посмеяться друг над другом. Эта чопорная, всегда тщательно одетая и причесанная Лорентина Влад[имировна], этот Воля в какой-то республиканской тоге и мой сын в широком пальто, похожем на батюшкин халат, щеголиха, затянутая по последней моде, изукрашенная Мария Богдановна в одной кофте с распущенными, как у русалки, волосами, даже англичанка Оли на заднем плане в каком-то балахоне — все мы были смешны донельзя, и вся сцена была бы комична, если бы вначале не разыгралась такою тяжкою, подавляющею. Но нам было не до комизма. Известий все-таки не пришло, и надо было утешиться хотя тем, что лучше их не иметь и ожидать мучительно, чем получить известия страшные. Мы разошлись. Едва ли кто спал в эту ночь. Вскоре после этого переполоха пришли, наконец, вести и, слава Богу, не были так ужасны. Нам было тяжело, но мы вздохнули спокойнее…, он был спасен и вне опасности.

Однажды за обедом Маша получила депешу от Яшвилей. Она вскочила, всплеснула руками и вскрикнула: — Бедная тетя! Яшвили телеграфировали, что вся гвардия идет на войну. В гвардии в гусарском полку вольноопределяющимся солдатом служил сын сестры моей Федя Соловой114. Я поеду с нею, — сказала я. Я поеду с ней. Мне показалось это практичнее, и я согласилась, что так будет лучше. Вскоре от сестры пришло известие, что она едет в Петербург проститься с сыном и проедет через Тверь в назначенный день.

Я и мать ваша, мы поехали в Тверь, дождались поезда и вошли в вагон. Сестра ехала с мужем и дочерью115. Я вошла в темный, душный вагон и отыскала их. Сестра моя казалась старше, зять мой как-то согнулся, а Маруся с заплаканными глазами бросилась мне на шею. Все это произошло мгновенно, и я не успела опомниться, как уже стояла одна-одинешенька на площадке станции, а поезд, гремя и свистя, мчался дальше, унося сестру мою и дочь, которая направлялась в Петербург вместе с нею. Мы отдыхали в Сахарово, мы знали, что Жозеф в Главной квартире и что новых военных действий пока не будет. Если призывали гвардию, то, вероятно, приостановят все столкновения, обложат Плевну и будут ждать. В будущем Бог волен, а пока он жив, невредим и безопасен в Главной квартире.

Газеты не приносили никаких особенных новостей, хотя мы читали их всегда с доски до доски116. Обыкновенно нам привозили газеты из Твери часов около двух или трех. В то время, когда Жозеф был на Балканах и за Балканами, мы выходили на балкон и поглядывали в аллею, не едет мужик из города. Один из старших бежал туда, брал газеты, и нес их, но дорогой не мог утерпеть, развертывал их и читал. Не могу вам сказать, как меня волновало такое поведение Воли или Беби117. Стоишь, ждешь, сгораешь от нетерпения, а он читает и подвигается нельзя сказать, чтобы скоро. Кричишь ему: «Скорее неси, не читай, ходя. Давай сюда!

Но вот он, наконец, пришел, газета в руках наших. Читайте вслух депеши. Кто-либо из нас начинает читать, а Беби, этот жестокий и несносный Беби, начинает ходить, неистово стучать сапогами и каблуками и заглушает чтение. На секунду уймется, а потом на одном месте начинает топать ногами. Как грубо обозвала я его не однажды «лошадью», а бедный мальчик менялся в лице от чувств, его подавлявших. Недели через две я получила письмо от Маши. Она уведомляла меня, что они с теткой118 приедут в Сахарове, где сестра моя пробудет два дня, а потом уедет в Москву дожидаться сына, который уже отправился из Петербурга через Москву вместе с полком, уходящим в действующую армию. Моя сестра приехала.

Я нашла, что она переносит свое горе спокойнее и тверже, чем я думала. Проживши два дня в Сахарово, она уехала в Москву. Я поехала с нею. Я намеревалась проститься с племянником, а когда сестра моя тотчас после его проводов уедет в свою Тамбовскую деревню, возвратиться обратно в Сахарове, чтобы уже не расставаться с вашей матерью. Близость к сестре и была причиной, что я нанимала квартиру в доме Долгоруковой, хотя она выходила прямо окнами на тюрьму. Кроме этого, всякий раз, что я выезжала со двора, я должна была ехать мимо тюрьмы и видеть волей-неволей сквозь решетки озлобленные или жалкие лица. Всякое, не только веселое, но спокойное настроение духа сменялось чем-то тоскливым. По правде сказать, такая грязная, тесная, запруженная преступниками тюрьма в центре города, города Москвы, наводила на печальные мысли о нашей собственной неурядице.

В это время я с особенной горечью говорила себе: «Болгар освобождаем, а у себя не можем выстроить тюрьмы приличной, а бросаем преступников в зловонную яму, как в этой самой Турции, которую желаем уничтожить». Я остановилась не у себя, а у сестры, ибо на несколько дней не стоило поселяться у себя и проводить нагороженную одна на другую мебель в порядок. Очень неприятное впечатление производит городской, несколько щеголеватый дом летом. Вообще, вид унылый. По настроению ли особенному или потому что все мы чувствовали себя на биваках, но мне было особенно неприятно жить в этом будто разоренном доме. Но мы жили недолго так, гвардия приходила поэскадронно, и одним ранним утром явился Федя. Жаль мне было бедного мальчика при мысли, что он идет простым солдатом — и что ждало его там… Господь ведает. Он пришел утром, а вечером или скорее ночью должен был возвратиться в казармы и рано утром выехать из Москвы.

Последний день этот тянулся и, однако, прошел как мгновение. После довольно печального обеда собрались все вместе, но говорили мало, не клеился никакой разговор и всякий думал свою крепкую и невеселую думу. Маруся плакала, это был один из ее любимых братьев. Сестра моя крепилась и муж ее также. Меньшие124 завидовали брату и рвались, как он, на войну, но они еще учились, и сестра моя сказала наотрез, что не пустит их на войну, куда они желали отправиться, бросив учение. Наступил вечер. В огромных комнатах тускло горели кое-где свечи. Федя устал и пошел отдохнуть, прося разбудить его в 9 часов вечера.

Но он спал крепко, и семья решила оставить его выспаться. В 11 часов его разбудили. Узнав о позднем часе, он очень смутился и опечалился. В 12 ему надо было уже явиться в казармы. Начались сборы. Мать увела его в свою спальню и благословила. Никто, кроме отца Феди и Маруси, не пошел за ними. Когда они вышли, все мы сели молча по русскому обычаю, и всякий про себя призывал имя Божие и молил о его милосердии для отъезжавшего.

Я сбегала к себе и нашла у себя на квартире только один маленький образок Св. Иоанна Воина; все другие мои образа были уложены. Когда все с стесненным сердцем встали, я отдала образ сестре, она благословила им сына, потом отец благословил его, а там и я сама. Тяжки последние поцелуи, последние объятия. Мы проводили его по лестнице, проводили и по двору до ворот. Было темно и сыро; осенний, хотя и теплый, но темный вечер, безлунный и беззвездный, ночное уныние. Старая няня Феди Павла Николавна, любившая его страстно, неудержимо рыдала. Все мы на другой день должны были ехать на железную дорогу, чтобы проститься и проводить его.

Повторение задание ЕГЭ 13,15

На торжестве 1 ой церемонии вручения государстве 2 ых наград была произнесе 3 а пламе 4 ая речь, которая произвела сильное впечатление на собравшихся в зале труже 5 иков тыла. Здесь нет особых хитростей. Просто объясняем каждое слово по правилам. ЕНН в отымённых прилагательных, произнесена - краткое причастие с Н, у труженика мошенник украл одну Н. Укажите два предложения, в которых нужно поставить ОДНУ запятую. Запишите номера этих предложений. Однородные сказуемые. Повторяющийся союз. Опять повторяющиеся союзы. Три однородных члена с двойным союзом.

Ответ: 15 какая симметрия: задание 15 и ответ 15! Завершив первый этап приготовления 1 в блюдо можно добавить 2 мелко нарубленные трюфели 3 или 4 заранее сваренные шампиньоны. Деепричастный оборот выделяем. Причастные обороты перед определяемыми словами. Определяемые слова не являются личными местоимениями. Обороты не имеют дополнительных значений. Нет причин обособлять эти обороты. Ответ: 1 Расставьте все недостающие знаки препинания: укажите цифру -ы , на месте которой -ых должна -ы стоять запятая -ые. Люблю 1 тебя 2 булатный мой 3 кинжал 4 Товарищ светлый и холодный.

Задумчивый грузин на месть тебя ковал, На грозный бой точил черкес свободный. Лермонтов Если вы внимательно прочитаете стихотворение до конца, без труда выделите обращения.

Разведывательные подразделения ВС РФ перехватили телефонный разговор между бойцом Вооруженных сил Украины ВСУ и его родственником, в котором украинский военный рассказал о тяжелой ситуации на линии боевого соприкосновения Российская разведка перехватила звонок бойца ВСУ о страшной ситуации в зоне СВО Московский комсомолец 08:59 мск Председатель движения «Мы вместе с Россией» Владимир Рогов в своем Telegram-канале заявил, что российские силы на запорожском направлении продвинулись на расстояние от 100 метров до 1,5 километра Стало известно о продвижении российских военных на запорожском направлении.

Мы идем по не скошенной траве. Я не должен с ним объясняться. Она не избалована жизнью. Не прочитанная, а только что купленная книга отвлекла его внимание. Машина медленно развертывалась на небольшой площади, которую обступили еще не достроенные здания.

Не засыпая ни на минуту, он смотрел с интересом на незнакомые места. Не любивший шума и пустых слов, Шмаков молчал. Эта не обычная пьеса вызвала большой интерес. Солнце, ещё не скрытое облаками, освещает мрачную жёлто-лиловую тучу. Никогда ещё в его жизни не было такой кромешной не ясности.

В углу под настольной лампой стоял чёрный с золотом «Зингер», драпированный складками ещё не оконченного шитья. Малый он был далеко не глупый, выражался бойко и довольно забавно. Не прекращавшийся в течение суток дождь. Почти не тронутая дождём почва. Мальчики не узнавали леса.

Друзья разъехались, и не кого позвать в гости. Какой-то он не такой, как все, тихий, ласковый. Не котел варит, а стряпуха. Коту Тимофею не меньше десяти лет. Воздух, ещё не ставший знойным, приятно освежает.

Не сули журавля в небе, дай синицу в руки.

Данный декрет был издан в 1917 г. Предписания данного декрета выражают позицию партии большевиков. События, который описаны в данном декрете способствовали развязыванию в России Гражданской войны. В данном отрывке большинство Учредительного собрания обвиняется в стремлении вернуть политическую систему, существовавшую в стране при императоре Николае II Всероссийский Центральный Исполнительный комитет От 6 января 1918 года О роспуске Учредительного собрания Российская революция, с самого начала своего, выдвинула Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, как массовую организацию всех трудящихся и эксплуатируемых классов, единственно способную руководить борьбою этих классов за их полное политическое и экономическое освобождение. В течение всего первого периода российской революции Советы множились, росли и крепли, изживая на собственном опыте иллюзии соглашательства с буржуазией, обманчивость форм буржуазно-демократического парламентаризма, приходя практически к выводу о невозможности освобождения угнетенных классов без разрыва с этими формами и со всяким соглашательством. Таким разрывом явилась Октябрьская революция, передача всей власти в руки Советов. Учредительное собрание, выбранное по спискам, составленным до Октябрьской революции, явилось выражением старого соотношения политических сил, когда у власти были соглашатели и кадеты.

Народ не мог тогда, голосуя за кандидатов партии эсеров, делать выбора между правыми эсерами, сторонниками буржуазии, и левыми, сторонниками социализма. Таким образом, это Учредительное собрание, которое должно было явиться венцом буржуазно-парламентарной республики, не могло не встать поперек пути Октябрьской революции и Советской власти. Октябрьская революция, дав власть Советам и через Советы трудящимся и эксплуатируемым классам, вызвала отчаянное сопротивление эксплуататоров и в подавлении этого сопротивления вполне обнаружила себя, как начало социалистической революции. Трудящимся классам пришлось убедиться на опыте, что старый буржуазный парламентаризм пережил себя, что он совершенно несовместим с задачами осуществления социализма, что не общенациональные, а только классовые учреждения каковы Советы в состоянии победить сопротивление имущих классов и заложить основы социалистического общества. Всякий отказ от полноты власти Советов, от завоеванной народом Советской Республики в пользу буржуазного парламентаризма и Учредительного собрания был бы теперь шагом назад и крахом всей Октябрьской рабоче-крестьянской революции. Открытое 5 января Учредительное собрание дало, в силу известных всем обстоятельств, большинство партии правых эсеров, партии Керенского, Авксентьева и Чернова. Естественно, эта партия отказалась принять к обсуждению совершенно точное, ясное, не допускавшее никаких кривотолков предложение верховного органа Советской власти, Центрального Исполнительного Комитета Советов, признать программу Советской власти, признать «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», признать Октябрьскую революцию и Советскую власть. А вне стен Учредительного собрания партии большинства Учредительного собрания, правые эсеры и меньшевики, ведут открытую борьбу против Советской власти, призывая в своих органах к свержению ее, объективно этим поддерживая сопротивление эксплуататоров переходу земли и фабрик в руки трудящихся.

Ясно, что оставшаяся часть Учредительного собрания может в силу этого играть роль только прикрытия борьбы буржуазной контрреволюции за свержение власти Советов.

Воспоминания о войне 1877 и 1878 годов

Скажи ему, что я не в силах прощаться с ним, но посылаю ему благословение моих отца и бабушки. Моя дочь взяла икону и не плакала; не плакала и я. Сердца наши будто окаменели и замерли. Я была в постели, но встала, заслышав шум в доме. Было еще темно. Заходили по лестнице, ведущей в мезонин, раздались глухие звуки разговора шепотом в коридоре, застучали у подъезда конские копыта и колеса подаваемых экипажей. Я вышла в гостиную, а оттуда в переднюю. Дочери моей я не видала, но ясно помню, что увидела двух меньших детей полусонных; одного несли, другого вели за руку няньки. Один из них, старший Дима95, все просил: «Розу для папа». Эти сборы, проводы, эти дети, этот полумрак дома, еще не рассвело или едва светало, показались мне страшны. Я быстро ушла в свою комнату и бросилась в постель.

Я не молилась и не плакала, но страшная тоска давила меня. Какие-то неясные мысли ходили в голове. Все путалось. Дети, маленькие дети, она бедная, бедная. А он, что с ним будет? К кому там попадет он? Он только дивизионный генерал. В свите он не захочет остаться. Ну, а если попадет к какому-нибудь бездарному, тупому начальнику, пошлют его куда-нибудь, без толку, пропадет, пропадет — даром, напрасно. Эта дра[го]ценная жизнь — напрасно… И война не европейская, азиатская, с жестоким врагом, с дикарем, который замучивает пленных… Тут и мысль не шла дальше, опять все путалось и замирало.

Я не сочиняю, когда я пишу это. Страшные эти часы остались у меня навсегда в памяти — часы без молитвы, часы одного ужаса, часы без слез и без движения. Я лежала тихо, тихо, и часы тянулись. Но вот опять шум, стук экипажей — приехали дети с теткой и Олей. Она ушла к себе. Бедная женщина, едва переставлявшая ноги, потерявшая уже нежно любимого мужа и теперь простившаяся с обожаемым нежным братом. Я не пошла к ней. Я не могла бы ничего сказать ей. Я даже не помню теперь, как прошел этот день. Дочь моя провожала мужа до Москвы и должна была возвратиться к утру, так как он не останавливался в Москве, а ехал дальше.

Утром она возвратилась со старшими сыновьями. Я не забуду ее лица. Потом мне суждено было видеть это лицо, это выражение, этот цвет лица в продолжении долгих месяцев. Опухшие от слез глаза, красные веки, осунувшиеся черты, темный, потемневший цвет лица — все ясно говорило о жестокой скорби, о душу ее истомившем мучении. Она вошла ко мне тихо. Мы поцеловались. Она не плакала. Воля96 говорил мне после, что она сидела как потерянная после его отъезда, ожидая своего поезда обратно в Тверь, да, Варенька Новосильцева писала мне, что она ее видела и что она страшна, и прибавляла: «Господь да даст ей силу перенести такое горе». Господь по своей благости дал ее, хотя она могла бы лишиться жизни, нажив тяжкую болезнь. Воля говорил мне, что Лорентина Владимировна не плакала, прощаясь с братом, но дрожала с головы до ног, так что дрожал всякий палец на руках ее.

Первые дни после отъезда вашего отца потянулись относительно спокойно. Мы свыкались с мыслию, что он уехал на войну. Человек, по Божией милости, свыкается со всякою бедою. Притом мы утешали себя мыслию, что он в дороге, еще не доехал, следственно, еще не в опасности. Но вот вскоре пришло известие, что Дунай перешли войска наши благополучно. У нас порадовались — право не я. Что за дело — перешли, нет ли? Дело в том, что начинается кампания, резня, жертвы… Прошло еще несколько дней. Я не помню теперь, получили ли мы письма от него, кроме записки к вашей матери с дороги и одну из Киева. Я все тревожилась, куда его пошлют и под чью команду он попадет, — это была моя главная беда.

Мне все чудилось, что попадет он к бездарному начальнику, а их я насчитывала немало. Доверия к нашим генералам и Главнокомандующим я не питала. Однажды рано утром, и я еще была в постели, дверь моя растворилась с шумом и стремительно вбежала ко мне моя дочь, восклицая: «Мама! При этом крике я уже и лица ее не взвидела, одно имя его поразило меня. Буквально я замерла с головы до пят и лежала без движения, полагаю, близкая к обмороку. Я не имела голоса, чтобы спросить, что случилось, что с ним, а она, задыхаясь, переводила дух: «Мама, Жозеф взял город, главный город в Болгарии — Тырново97. И она подала мне депешу. И ожила я мгновенно, взглянула на нее — она вся пылала жизнию, огнем, краскою, и бросились мы друг другу на шею и плакали, плакали и крестились, и благодарили Бога. Сошлась вся семья, все целовались и радовались. Тут мы узнали, что вашему отцу дали отдельный отряд и что он не имеет над собою непосредственного начальника и зависит от одного Главнокомандующего.

Отлегло от моего сердца. Призрак тупого генерала, который может послать его на гибель, исчез, и я сделалась спокойнее и могла теперь облегчить сердце разговором в семье. Прежде с кем бы могла я говорить о моих опасениях, я должна была хоронить их в себе и в молчании дозволить им грызть мое сердце непрестанно и мучительно. Затем пришла от него депеша. Он был здоров и просил молиться Богу и надеяться на него. Женщины целовали стремена его, его лошадь, его ноги и руки, рассказывали нам после, осыпали его цветами и венками. Все ликовало — ликовала и душа его при мысли, что он освобождает христиан от жестокого ига варваров. С этой минуты я стала мало-помалу принимать участие в несчастном населении Болгарии и стала читать газеты, все, какие были, с первой строчки до последней. Но из-за него, из любви к нему я стала любить его дело освобождения. Письмо его было прекрасное письмо.

Вы его вероятно имели и сохранили как свою семейную святыню, как выражение высоких чувств вашего дорогого отца. Жадно читали мы газеты, утешали нас до радости в это страшное время была и радость письма родных, друзей, даже знакомых. Имя отца вашего прогремело с одного края земли Русской до другого края. Из Петербурга стали нам присылать депеши о военных действиях, которые доходили до Петербурга и до нас ранее телеграмм, газет. Как описать вам, что мы все чувствовали, когда издали видели быстро скачущего посланного с телеграммой. Сердце билось удвоенно. Вы, старшие, все это помните, а вы, меньшие, маленькие, не испытывавшие этих сильных потрясающих впечатлений, едва ли можете понять все их могущество. Жизнь, полная тревоги, волнений, радости, ужаса, жизнь полная, но мучительная, жизнь, спаляющая дотла, если бы она долго таким образом могла продлиться. Он заслужил Георгия99, ему дали генерал-адъютантство100, но что все это значит перед восторгами Москвы, перед всею Русскою землею, повторяющей его имя с почтением и радостию, что значит это перед умилением нашего сердца, полного благодарностью к Богу за его спасение посреди опасностей, перед нашею не кичливою, но счастливою гордостию, умеряемою сознанием, что он постоянно может заплатить раною или даже жизнию за эти триумфы. Газеты были полны одним его именем — везде в иллюстрированных изданиях появились его портреты, печатались его краткие биографии.

Однажды приехавший навестить нас в Сахарове сын мой стал читать нам вслух одну статью об нем, и вдруг голос его задрожал и оборвался — он молча передал газету другому. Сколько тогда было поцелуев, слез и тайных друг от друга скрываемых опасений. Бедная мать ваша ожила, но постоянно подавляла в себе свои тревоги. Очевидно, что она не могла забыть ни на единый миг эти опасности, среди которых он жил. В английской газете Daily news появились дифирамбы, целая поэма в письмах о переходе через Балканы, о взятии Шибки, о битвах при Казанлыке и Эски-Загре101. Еще мы читали эти восторженные похвалы его военному искусству, его мужеству, его силе характера и силе ума, когда вдруг известия с театра войны и телеграммы прекратились. Это известие встревожило не только наш маленький мир, но и всю Россию. Смутно мы чувствовали, что это местечко может превратиться в грозное препятствие на пути нашей армии, или просто тревожились, потому что после удачной переправы через Дунай и блистательного похода за Балканы и взятия Шибки никто не ожидал неудачи. Как бы то ни было, но все встревожились. Дня через три разнесся слух и перешел в афишки, раздаваемые в Москве и Твери вечером, будто местечко Плевна взята104.

Вскоре слух упал, а вместо него пришло известие, что Плевну пытались взять большими силами генералы Криденер105 и Шаховской106 и были отбиты со страшными потерями, что в Плевне засел пришедший из Видина с большой армией турецкий генерал Осман-паша107. Впечатление, произведенное этим известием, потрясло все общество, во всех городах империи чувство негодования на начальствующих охватило всех. Оно было еще усилено, когда пришла весть о громадном количестве раненых и убитых. В Москве особенно сильно поднялось народное чувство скорби и негодования. Когда диакон возгласил: «Господу помолимся о живот свой на поле брани положивших», все присутствующие в Церкви, а она была полна, мгновенно упали ниц, и громкое рыдание разразилось под сводами храма. Когда же диакон провозгласил «Вечную память», то все бывшие в церкви ответили в один голос: «Вечная память! Очевидцы говорили мне, что то была неописанная, неожиданная и тем более потрясающая сцена всеобщей скорби и уныния. Были города, между ними Каменец-Подольск, где не было почти дома без траура, так потери наши были велики. На улицах Москвы стали появляться в большом количестве бледные со страдающими лицами, в глубоком трауре женщины. Словом, после быстрых, но кратких радостных известий о победах оборотная медаль войны заявила себя ко всеобщему смятению и ужасу.

Мы жили все в Сахарове, но не по-прежнему. Прежние тревоги и волнения показались бы ничтожными, если бы мы могли сравнивать наше тогдашние состояние с тем, которое наступило после рокового поражения Плевны и отбития наших войск от ее непреступных земляных укреплений. Мы не имели никаких известий о вашем отце; мы знали, что он за Балканами — и только. Скоро узнали мы, что войско турецкое идет на него, а у него был небольшой передовой отряд. Ваша мать, переносившая до сих пор относительно мужественно и внешним образом спокойно и разлуку с мужем, и сознание опасностей, которым он подвергался ежеминутно, вдруг сделалась мрачна, необщительна и раздражительна. Она ждала с лихорадочным нетерпением газет, развертывала и пробегала их глазами, не находила ни слова, ни указания на то, где находился отец ваш, и все становилась угрюмее и, если можно так сказать, ушла в себя. Мне памятна особенно одна сцена. Мы сидели в гостиной: она, ваша тетка и я. Не помню, по какому поводу, мы стали делать предположения о том, где ваш отец и что он предпримет. Мать ваша вдруг оживилась и с неудержимой страстью разразилась ужаснувшими нас словами: «Что тут говорить, — сказала она, стуча рукой по столу нервно и порывисто, — я очень хорошо знаю, где он.

Он отрезан за Балканами, отрезан от армии с ничтожным отрядом и, вероятно, находится перед громадной турецкой армией». За ним взятая им Шибка и Балканские проходы108; притом, мы не знаем, какой силы перед ним турецкая армия. Ваша мать горячо начала было спорить, но вдруг слова ее оборвались, она встала и сказала отрывисто: «Я себя обманывать не могу, я знаю…» и в неописанном волнении вышла из комнаты и ушла к себе наверх, в свою спальню. Я осталась, как была, и сидела вся в слезах, внутренне утешая себя тем, что Лорентина Владимировна, дочь человека, который всю почти жизнь свою провел на войне109, должна быть опытнее нас в своих суждениях. Во что бы то ни было ей надо доказывать, что мы не боимся, что мы не верим возможности такого положения. Пусть она нас считает бессердечными, думает, что у нас каменное сердце, но не надо ей показывать нашего смущения и наших тревог». Она помолчала и прибавила как-то спокойно, но этот спокойный тон зазвучал для меня чем-то вроде холодной безнадежности: «Я убеждена, что брат мой отрезан». Затем и она ушла. Я еще сомневалась, но тут и на меня нашел несказанный страх. Я пошла спать в понятном всякому мучительном состоянии духа.

Долго я не могла заснуть, но Бог милостив, самая сильная нравственная мука от усталости тупеет, и сон, хотя и тяжелый, одолевает выбившегося из сил человека. В половине ночи я услышала сквозь сон топот лошади и тотчас очнулась и стала прислушиваться. Да, посреди ночной и деревенской тиши ясно слышался топот лошади. Я кликнула свою горничную: «Дуняша! Это верховой. Это депеша, наверное, депеша. Поди, отвори дверь». Нет ни верхового, ни депеши? В нее уже стучались осторожно. Я отворила: — Что?

Я взяла ее и не знала, что делать. Что было в этой депеше? Я не решилась распечатать депешу от мужа к жене, а отдавать ее мне стало страшно. Поспешно поднялась Лорентина Влад[имировна] и Оля, обе накинули что-то на себя и с распущенными, неубранными волосами окружили меня. Мне страшно. Не распечатать ли ее? Не распечатаете ли вы? Это на ее имя. Надо ей отдать ее, только поосторожнее. Выскочил Воля в одной рубашке, накинув на нее свое красное фланелевое одеяло, которым прикрывался и которое волоклось за ним длинным шлейфом; вышел мой сын в каком-то пальто и одних чулках; вышла Мария Богдановна110 в одной юбке и кофте с распущенными волосами и мисс Фрур111 в балахоне.

И вот мы поднялись наверх. Вошли в кабинет, а я ступила в спальню. Маша вскочила и села на постели. Она поспешно стала зажигать спичку дрожавшими, как в припадке, руками, спички тухли. Мы помогли ей, она встала и взяла депешу. Мы столпились все около нее. Она прочла: «Дела мои идут крайне плохо…». И бледная, как тень, опустилась в стоявшее подле кресло. Изумление перешло мгновенно в облегчающий всех вздох, а потом [в] досаду. Слава Богу, это не от него, а из Калуги, от его двоюродного брата Александра Гурко112.

Если бы все мы не были смущены, напуганы и не находились под страшным гнетом неизвестности, то можно бы было посмеяться друг над другом. Эта чопорная, всегда тщательно одетая и причесанная Лорентина Влад[имировна], этот Воля в какой-то республиканской тоге и мой сын в широком пальто, похожем на батюшкин халат, щеголиха, затянутая по последней моде, изукрашенная Мария Богдановна в одной кофте с распущенными, как у русалки, волосами, даже англичанка Оли на заднем плане в каком-то балахоне — все мы были смешны донельзя, и вся сцена была бы комична, если бы вначале не разыгралась такою тяжкою, подавляющею. Но нам было не до комизма. Известий все-таки не пришло, и надо было утешиться хотя тем, что лучше их не иметь и ожидать мучительно, чем получить известия страшные. Мы разошлись. Едва ли кто спал в эту ночь. Вскоре после этого переполоха пришли, наконец, вести и, слава Богу, не были так ужасны. Нам было тяжело, но мы вздохнули спокойнее…, он был спасен и вне опасности. Однажды за обедом Маша получила депешу от Яшвилей. Она вскочила, всплеснула руками и вскрикнула: — Бедная тетя!

Яшвили телеграфировали, что вся гвардия идет на войну. В гвардии в гусарском полку вольноопределяющимся солдатом служил сын сестры моей Федя Соловой114. Я поеду с нею, — сказала я. Я поеду с ней. Мне показалось это практичнее, и я согласилась, что так будет лучше. Вскоре от сестры пришло известие, что она едет в Петербург проститься с сыном и проедет через Тверь в назначенный день. Я и мать ваша, мы поехали в Тверь, дождались поезда и вошли в вагон. Сестра ехала с мужем и дочерью115. Я вошла в темный, душный вагон и отыскала их. Сестра моя казалась старше, зять мой как-то согнулся, а Маруся с заплаканными глазами бросилась мне на шею.

Все это произошло мгновенно, и я не успела опомниться, как уже стояла одна-одинешенька на площадке станции, а поезд, гремя и свистя, мчался дальше, унося сестру мою и дочь, которая направлялась в Петербург вместе с нею. Мы отдыхали в Сахарово, мы знали, что Жозеф в Главной квартире и что новых военных действий пока не будет. Если призывали гвардию, то, вероятно, приостановят все столкновения, обложат Плевну и будут ждать. В будущем Бог волен, а пока он жив, невредим и безопасен в Главной квартире. Газеты не приносили никаких особенных новостей, хотя мы читали их всегда с доски до доски116. Обыкновенно нам привозили газеты из Твери часов около двух или трех. В то время, когда Жозеф был на Балканах и за Балканами, мы выходили на балкон и поглядывали в аллею, не едет мужик из города. Один из старших бежал туда, брал газеты, и нес их, но дорогой не мог утерпеть, развертывал их и читал. Не могу вам сказать, как меня волновало такое поведение Воли или Беби117. Стоишь, ждешь, сгораешь от нетерпения, а он читает и подвигается нельзя сказать, чтобы скоро.

Кричишь ему: «Скорее неси, не читай, ходя. Давай сюда! Но вот он, наконец, пришел, газета в руках наших. Читайте вслух депеши. Кто-либо из нас начинает читать, а Беби, этот жестокий и несносный Беби, начинает ходить, неистово стучать сапогами и каблуками и заглушает чтение. На секунду уймется, а потом на одном месте начинает топать ногами. Как грубо обозвала я его не однажды «лошадью», а бедный мальчик менялся в лице от чувств, его подавлявших. Недели через две я получила письмо от Маши. Она уведомляла меня, что они с теткой118 приедут в Сахарове, где сестра моя пробудет два дня, а потом уедет в Москву дожидаться сына, который уже отправился из Петербурга через Москву вместе с полком, уходящим в действующую армию. Моя сестра приехала.

Я нашла, что она переносит свое горе спокойнее и тверже, чем я думала. Проживши два дня в Сахарово, она уехала в Москву. Я поехала с нею. Я намеревалась проститься с племянником, а когда сестра моя тотчас после его проводов уедет в свою Тамбовскую деревню, возвратиться обратно в Сахарове, чтобы уже не расставаться с вашей матерью. Близость к сестре и была причиной, что я нанимала квартиру в доме Долгоруковой, хотя она выходила прямо окнами на тюрьму. Кроме этого, всякий раз, что я выезжала со двора, я должна была ехать мимо тюрьмы и видеть волей-неволей сквозь решетки озлобленные или жалкие лица. Всякое, не только веселое, но спокойное настроение духа сменялось чем-то тоскливым. По правде сказать, такая грязная, тесная, запруженная преступниками тюрьма в центре города, города Москвы, наводила на печальные мысли о нашей собственной неурядице. В это время я с особенной горечью говорила себе: «Болгар освобождаем, а у себя не можем выстроить тюрьмы приличной, а бросаем преступников в зловонную яму, как в этой самой Турции, которую желаем уничтожить». Я остановилась не у себя, а у сестры, ибо на несколько дней не стоило поселяться у себя и проводить нагороженную одна на другую мебель в порядок.

Очень неприятное впечатление производит городской, несколько щеголеватый дом летом. Вообще, вид унылый. По настроению ли особенному или потому что все мы чувствовали себя на биваках, но мне было особенно неприятно жить в этом будто разоренном доме. Но мы жили недолго так, гвардия приходила поэскадронно, и одним ранним утром явился Федя. Жаль мне было бедного мальчика при мысли, что он идет простым солдатом — и что ждало его там… Господь ведает. Он пришел утром, а вечером или скорее ночью должен был возвратиться в казармы и рано утром выехать из Москвы. Последний день этот тянулся и, однако, прошел как мгновение. После довольно печального обеда собрались все вместе, но говорили мало, не клеился никакой разговор и всякий думал свою крепкую и невеселую думу. Маруся плакала, это был один из ее любимых братьев. Сестра моя крепилась и муж ее также.

Меньшие124 завидовали брату и рвались, как он, на войну, но они еще учились, и сестра моя сказала наотрез, что не пустит их на войну, куда они желали отправиться, бросив учение. Наступил вечер. В огромных комнатах тускло горели кое-где свечи. Федя устал и пошел отдохнуть, прося разбудить его в 9 часов вечера. Но он спал крепко, и семья решила оставить его выспаться. В 11 часов его разбудили. Узнав о позднем часе, он очень смутился и опечалился. В 12 ему надо было уже явиться в казармы. Начались сборы. Мать увела его в свою спальню и благословила.

Никто, кроме отца Феди и Маруси, не пошел за ними. Когда они вышли, все мы сели молча по русскому обычаю, и всякий про себя призывал имя Божие и молил о его милосердии для отъезжавшего. Я сбегала к себе и нашла у себя на квартире только один маленький образок Св. Иоанна Воина; все другие мои образа были уложены. Когда все с стесненным сердцем встали, я отдала образ сестре, она благословила им сына, потом отец благословил его, а там и я сама. Тяжки последние поцелуи, последние объятия. Мы проводили его по лестнице, проводили и по двору до ворот. Было темно и сыро; осенний, хотя и теплый, но темный вечер, безлунный и беззвездный, ночное уныние. Старая няня Феди Павла Николавна, любившая его страстно, неудержимо рыдала. Все мы на другой день должны были ехать на железную дорогу, чтобы проститься и проводить его.

Надлежало встать в 5 часов. Почти не спавши, мы поднялись в 4 часа и отправились на железную дорогу — приехали… Никого. Нам объявили, что войска садятся в вагоны в другом амбаркадере127. Спеша и волнуясь, мы отправились туда, боясь опоздать, но приехали вовремя. Странный город Москва, и хороши тоже были ее начальники. Москва вопила об объявлении войны; она волновалась, радовалась первым победам, крушилась о неудачах, негодовала и стенала, а когда Государь, чтобы довершить поражение Турции и взять Плевну, потребовал гвардию, ее никто не встретил; пришла она в Москву ночью не как отборная Русская рать, а как какая-то тайная банда. Уезжал гусарский полк в 5 часов утра, никто не позаботился о том, чтобы проводить гвардию с почетом, прилично. Не было ни властей, ни публики, ни даже, и это возбудило всеобщее негодование, священника, который сослужил бы напутственный молебен и благословил отъезжающих. Как многим из них не суждено было воротиться! Сколько осталось их на чужих полях спасаемой Болгарии!

Всех провожающих можно было сосчитать. Солдат сажали в вагоны без суеты, с порядком, и Федя должен был отправиться в солдатском вагоне, хотя офицеры и обещали нам на дороге взять его в свой вагон. Он стоял посреди нас. Еще одно последнее прощание, и он вошел в вагон. На площадке стоял рыжеватый унтер и утешал какую-то горько плакавшую бабу. Этот самый унтер был убит в Турции подле Феди. Ты Богу помолись, сердечная. А ты ее не жалоби, уйди, — обратился он к молодому солдату, — вишь, надрывается. Ну, вот так-то. С Богом!

Прочтите отрывок из циркуляра министра иностранных дел к дипломатическим представителям России за границей. Задание 2. Прочтите отрывок из воспоминаний современника. Что это были за дни — тревожные, необыкновенные, чудные! Я, как сейчас, вижу тогдашнее Систово, Систово в первые два месяца после своего освобождения. Шумное, говорливое, пыльное, полное кипящей жизни, бурных отголосков великих событий той войны, в громах которой рождалась наша юная и кровавая свобода.

В заключении врача. В заключении юриста. Недостатки выявились в завершении отчёта. Он пробыл в заключении три года. Во избежание пожара. В отношении доклада. Всё дело в отличии между героями. Вроде птицы.

Вместо веселья. Навстречу волнам.

Ни одинъ ребенокъ не погибъ. И только? Къ счастью для философа, у котораго начиналъ уже зубъ на зубъ не попадать, другой фурщикъ забралъ меня. Теперь уже не то.

Московский комсомолец в соцсетях

Никулин, можно выделить следующие. А использование в финале такого приёма, как Г в предложениях 44—45 , добавляет глубины всему сказанному автором, являясь своеобразным итогом целого потока размышлений». Сформулируйте одну из проблем, поставленных автором текста. Прокомментируйте сформулированную проблему. Включите в комментарий два примера-иллюстрации из прочитанного текста, которые важны для понимания проблемы исходного текста избегайте чрезмерного цитирования. Дайте пояснение к каждому примеру-иллюстрации. Проанализируйте смысловую связь между примерами-иллюстрациями. Сформулируйте позицию автора рассказчика.

Сформулируйте и обоснуйте своё отношение к позиции автора рассказчика по проблеме исходного текста. Объём сочинения — не менее 150 слов. Вариант РУ2210102 с ответами Основная задача пожарных — эффективно действовать в чрезвычайной ситуации при возгорании в различных местах с целью спасения человеческой жизни и ликвидации пожара. В России работа пожарного издавна пользовалась уважением в народе. Не случайно многие лица высшего света считали своим долгом оказывать помощь пожарной охране. Широко известно высказывание писателя В.

Наша доска вопросов и ответов в первую очередь ориентирована на школьников и студентов из России и стран СНГ, а также носителей русского языка в других странах. Для посетителей из стран СНГ есть возможно задать вопросы по таким предметам как Украинский язык, Белорусский язык, Казакхский язык, Узбекский язык, Кыргызский язык.

На вопросы могут отвечать также любые пользователи, в том числе и педагоги.

В первые же дни своего пребывания в Систово я посетил тот уголок дунайского берега, где переправлялись на лодках под градом ядер и гранат русские войска с Драгомировым и Скобелевым во главе. Всё Систово, ещё бывшее под обаянием великого события, которое принесло ему свободу, рассказывало чудеса о геройской неустрашимости и самопожертвовании русских воинов на волнах Дуная и на берегах его... Запишите в таблицу цифры, под которыми они указаны. Я не разделяла общего настроения, напротив того, я совершенно враждебно относилась к страстному настроению всей славянофильской партии и большинства публики, увлекшейся мыслию, одни о воссоздании единства «славянского», другие чисто религиозною мыслию об освобождении «единоверцев» христиан от ига турецкого, басурманского, как говорили в простом народе. По многим причинам… всё это движение мне казалось преувеличенным под влиянием передовых статей "Московских Ведомостей" и других газет… Мне казалось, что спасать других при неурядице нашего общественного строя немыслимо. Притом наше безденежье, враждебное отношение Европы к этой новой форме той же страсти к завоеваниям мне являлись препятствиями непреодолимыми к достижению какого бы то ни было результата даже и тогда, когда бы война окончилась для нас «блистательно».

Аксаков 4 Снова, после долгих лет разлуки, я увидел этот огромный сад в котором мелькнуло несколько счастливых дней моего детства и который много раз потом снился мне. Достоевский 5 Я ни о чём другом кроме уженья не мог ни думать ни говорить так что мать сердилась и сказала что не будет меня пускать потому что я от такого волнения могу захворать. Аксаков 6 Медведь так полюбил Никиту что когда он уходил куда-либо зверь тревожно нюхал воздух. ГДЗ представлено для списывания совершенно бесплатно и в открытом доступе.

Main Navigation

  • Прочтите отрывок из работы историка.
  • Тест по русскому языку в 10 и 11 классе. Подготовка к ЕГЭ.Ответы. на Сёзнайке.ру
  • 19.11.23 Географический диктант, ответы и вопросы где смотреть? -
  • Досрочный вариант ЕГЭ по русскому языку 2018 от ФИПИ с ответами

Готовимся к ЕГЭ. Занятие 16. Правописание предлогов

1877 года, после () зимы, в продолжение которой вся почти Москва волновалась, требуя войны за освобождение болгар, война, наконец, была решена. (В)ПРОДОЛЖЕНИЕ всего года она не вставала, но (ЗА)ТЕМ выздоровела. Учебные материалы для подготовки к олимпиадам и ЕГЭ по основным предметам школьной программы. 4. Дунай в нижнем течениИ замерзает зимой почти на полтора месяца. 5. ВследствиЕ оледенения самолет начал терять высоту. Учебные материалы для подготовки к олимпиадам и ЕГЭ по основным предметам школьной программы.

ЕГЭ-2018 по русскому языку. Досрочный вариант. Ответы и объяснения

  • Московский комсомолец в соцсетях
  • Русский язык 9 класс вариант 1911
  • Поиск по сайту
  • "В апреле месяце 1877 года вся Москва волновалась, требуя войны…: tatalexandrovna — LiveJournal
  • Тест по русскому языку в 10 и 11 классе. Подготовка к ЕГЭ.Ответы.
  • Задание 14 ЕГЭ 2023 русский язык 11 класс практика и ответы | ЕГЭ ОГЭ СТАТГРАД ВПР 100 баллов

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий